Название: Colours of the Night
Рейтинг: PG-13
Пейринг: Регина Миллз / Эмма Свон
Сюжет: всего лишь вариант развития отношений двух похожих женщин. Действие происходит между 3.12 и 3.14
Предупреждения: СвонКвин головного мозга
От автора: разве можно отрицать очевидную химию между персонажами?
читать дальшеОна делила все по цветам. Привычка, уходящая корнями в ранние годы, что провела нелюдимым зверенышем. Ей часто давали цветные карточки психологи, к которым ее упорно водили приемные родители, и просили разложить цвета по приоритетности. Каждый раз первым шел красный; подпадая под переменчивые волны настроения, желтый и зеленый меняли свое расположение.
Вот и сейчас все при ней: красная куртка, желтое авто и зеленый туман, оставленный абсентом. Теперь она частенько принимала его в качестве успокоительного. Сегодня алкоголь стал простым способом забыться, залить мутные холодные кубики проблем, болтающиеся на дне стакана.
Места и люди вокруг нее – сплошной серый фон, скучный и бесполезный. Только несколько знакомых выделялись из однотонной массы. Она даровала им цвет, словно стикеры наклеивала в важных местах учебника. Как лампы за стеклами светофора, бумага была трех видов: красная, желтая и зеленая.
Раньше.
Сейчас сказочная жизнь ее была насыщеннее и богаче.
Эмма тряхнула головой.
Первым пришел на ум Крюк – пират не выпускал ее из вида, и даже сюда Свон шла, оглядываясь через плечо: не увязался ли потерянным щенком за ней Джонс. Он особенно выделялся среди всех ее знакомых; пиратская натура была близка бунтарскому духу Эммы, хотя она никогда бы не сказала этого вслух. Крюк был синим. В смысле, цветом в ее сознании. Синими были его глаза, как море, которому он отдавал без остатка жизнь. Тем не выносимее ему ходить в сухопутных крысах. Эта была необходимая жертва, но Эмму подобные геройства не трогали: она об этом не просила. В конце концов, Джонса интересовал только он сам. И да, он пил, и пил много; часто прикладывался к фляжке, полной рома, что была надежно упрятана в плотном плаще, ставшем для Крюка второй кожей. Эмме вспомнился их единственный поцелуй, разделенный наряду с другими событиями в Нэверлэнде; его губы на вкус был излишне пропитаны пресловутым ромом и морской солью. Это место предопределило их отношения, которых нет и не будет.
Нил всегда был зеленым. Не повзрослевший мужчина без определенной цели в жизни. Их с Крюком одинаково штормило, и оба крутились, следуя за стрелкой давно сбившегося компаса. Еще Нил казался Эмме тусклым; он всего лишь воспоминание из прошлого, давно покрытое пылью и смоченное слезами, такими же солеными как обожаемое море Крюка. А Свон уже тошнило от вечной соли на губах. К тому же, эти двое стоили друг друга, но ни один не стоил ее.
Вздох лениво скользнул по губам. И с чего ее вдруг потянуло вспоминать своих бывших и недонынешних мужчин? Так шаблонно, но неожиданно именно для Эммы. Что бы сказали ее родители?
Вечно счастливые, они как желтые лучи солнца ослепляли окружающих своей истинной и чистой любовью. На них молилось все королевство. Золотые люди, поверившие полному безумия златоглазому демону, преподнесли единственного ребенка на трапезу реальному миру. Эта жертва заставила их потускнеть на отсчитанные проклятьем годы, чтобы позже засиять настолько ярко, что рядом с ними Спасительница не видела себя. Она никогда не выскажет этого Снежке, не поделиться с нею своими переживаниями или пугающим прошлым, потому что золото – мягкий металл, а Эмма сделана из закаленной стали. К тому же, Снежке вредно волноваться, ведь на подходе другой ребенок с золотыми волосами, как у его отца, или таким же золотым сердцем. Не расскажет Эмма ничего Дэвиду, представляя, что наполнятся болью его голубые, как летнее небо в полдень, глаза.
Эмма поежилась: то ли от холода, то ли от мыслей. Она не любила голубой цвет. Этот цвет Свон видела в глазах Августа, лицемерно убеждающего исправить его собственные ошибки. Мерзавец. Она бы кулаками разукрасила ему лицо фиолетовыми подтеками за вмешательство в свою серую жизнь. Он появился из ниоткуда и исчез в никуда, успев расписаться о своем присутствии оранжевым цветом тюремной формы.
На его место нашелся другой. Робин, мать его, Гуд, весь такой из себя благородный разбойник с чистыми помыслами. Вор, укравший внимание единственного человека, с которым Эмма совпадала цветом. Сама того не осознавая, она пристально следила за каждым его шагом, пока он вился у ног королевы, не способный встать с ней вровень. Согнутый как лук своими собственными демонами прошлого. Однако ему хватило ума не красоваться перед Миллз; нет, все свои речи он посвящал исключительно Регине, а Эмма умирала от тоски, пока Нил и Крюк продолжали расхваливать себя на разные лады, позабыв о ней.
Они выцветали в ее глазах, эти мужчины, пока окончательно не слились с остальным фоном. Поэтому она искала поддержки не в них, а в алкоголе. Именно поэтому ее так тянуло к женщине красного цвета. Красный – цвет страсти, огня и ярких эмоций. Между ними постоянно проскакивали искры, грозясь перерасти в настоящий пожар, который бы смог поглотить холодную пустоту внутри нее. Который смог бы вернуть ее к жизни.
Сидеть на крыльце холодно и чертовски неудобно. Пошатнувшись, Эмма поднялась на ноги и требовательно постучалась в дверь. Она специально оставила Генри с родителями, чтобы он мешался им под ногами. Ведь он же золотой мальчик под стать чете Прекрасных, с которого все пылинки сдувают.
Никаких угрызений совести по этому поводу она не испытывала. Ей было откровенно фиолетово, что вечером на белых простынях Снежка и Дэвид будут просто спать.
Регина открыла на удивление быстро, как будто все это время стояла за дверью и ждала, когда же Эмме хватит остатков сил и ума, чтобы напроситься в гости. Она ничего не сказала, просто отошла, пропуская пошатывающуюся Свон в залитый желтым светом холл. Не спрашивая разрешения, Эмма направилась на кухню, поскольку вспомнила о фирменной лазанье. Знаменитый сидр донесла за ней сама хозяйка.
Им не требовалось слов, чтобы понимать друг друга – этим Эмма всегда гордилась, хотя оставалось не ясным, в чем была лично ее заслуга.
Регина словно прочитала мысли шерифа: на женщине этим вечером идеально сидело красное платье оттенка более насыщенного и темного, чем куртка Спасительницы. Регина всегда выбирала опасный красный, - цвет вина, крови и налившихся яблок.
В любом случае, выглядела Миллз просто сногсшибательно. Эмма беззастенчиво рассматривала платье, потому что ей нравился покрой, особенно в области декольте, где, волей судьбы, оказалась грудь Регины. Но Свон не испугалась и не смутилась: в конце концов, она победила дракона и едва не вышла замуж за летучую обезьяну. Да и в самом деле, что она, грудь что ли не видела? Ей и самой приходилось мужественно носить собственный экземпляр первого с натяжкой размера. Но размер не имеет значения, всегда утешала себя и своих бывших парней Эмма.
Порочные губы Миллз кривились в улыбке: она заметила внимание к своей персоне. Что ж, женщина всегда отличалась большой сообразительностью, здесь ничего не поделаешь. Загипнотизированная чарующим вырезом Эмма поглощала холодную лазанью, запивая огромные куски сидром. Или наоборот, глушила стаканами сидр, закусывая его лазаньей. Не в этом дело.
А дело в том, что наряду с аппетитом, в ней проснулся несвоевременный интерес к чулкам. И не чьим-нибудь, а к Регининым. Кто-то мог удивиться и спросить, почему бы ей не заинтересоваться, к примеру, шелковым нижним бельем бывшей королевы. На что Эмма, поучительно подняв вверх палец и бровь, заметила бы, что белья у нее и самой навалом – два ящика в комоде, что они с Генри делили на двоих. А вот с чулками как-то не сложилось.
Регина чулки носила, и они ей очень шли. Откуда это известно белокурому шерифу? Быть может, Эмма и отупела, в свое время корпя над бесполезными отчетами, - с чем сама Эмма не согласится, потому что она всегда чередовала работу над бумажками с разгадыванием кроссвордов, - но уж наблюдательности своей за прошедший год не растеряла. Ей было доподлинно известно, что под свои обтягивающие сексуальные платья и такие же прекрасные зауженные юбки Регина надевает не менее соблазнительные чулки с широкой резинкой. В этом Свон убедилась еще больше года назад на одном из скучных городских собраний. Тогда ей пришлось лезть под стол за упавшей ручкой, и среди остальных ног – мужских и женских, кривых и ровных, в штанах и без, она увидела их – шикарные ноги Регины. С тонкими лодыжками, красивыми икрами, обутые в дорогие туфли и обтянутые сеточкой чулок, резинка которых была отлично видна из-под поднявшейся юбки. Или платья. Стоящая на корточках Эмма была готова жениться на этих ногах прямо там. Тогда она от неожиданности потеряла ориентацию и провела под столом времени больше, чем требовалось, и впоследствии никогда не упускала случая уронить что-нибудь на пол.
Свои ноги она всегда утягивала плотным синим денимом, потому что чулки считала для себя пошлыми, а колготки вечно сползали, создавая неприятное ощущение между ног. Еще повезло, что у нее не было члена, потому что ничего хорошего в узких джинсах его не ждало. С большим членом было бы еще сложнее, – а только таким могла она обладать, если бы вообще им обладала (принцип вселенской справедливости: мало с севера, больше с юга).
Фонтан идей обдал ее с ног до головы. Эмма задумчиво заковыряла вилкой в лазанье, расчленяя ее на куски и размазывая по тарелке. Сидр не брал ни в одном глазу.
- Если не нравится, можете и не доедать, - резонно заметила уставшая от этого зрелища Регина. В ее голосе слышалась обида, потому что кулинарный вопрос был одним из чувствительных тем. Эмма быстро исправила нелепый промах и запихала остатки фирменного блюда себе в рот, а затем демонстративно облизала пальцы. Что она пыталась этим донести до женщины, шериф сама не понимала. Наверное, это бушевало ее подсознание, от которого бы пришел в восторг сам Фрейд.
Но пока старый-добрый Зигизмунд ворочался в гробу, вопрос с чулками оставался без ответа. Поэтому, невероятным усилием проглотив все, что было у нее во рту, Свон, не раздумывая, схватила полупустой стакан с сидром и разбила его об пол с громогласным криком:
- Еще!
И, пользуясь тем, что Регина так охренела, что растерялся от неожиданности, Эмма залезла под стол, чтобы собрать осколки (официальная версия). Волосы лезли в глаза, и она запоздало подумала, что стоит в ближайшее время постричь свое волосяное хозяйство.
Под столом ее ожидало невероятное откровение: чулок не было и в помине, но божественные ноги остались. Они были такими же, какими помнила их девушка. Сердце у Эммы дрогнуло, желудок сделал сальто, приземлился на ноги и вошел в тройной тулуб, а руки неконтролируемо затряслись от волнения. А может, это был результат неумеренного потребления алкоголя. В любом случае, риск упасть мордой в пол возрос.
К моменту ее бесславного возвращения из-под стола, с порезанными осколками ладонями, липкими от крови и остатков сидра, к Регине вернулось ее былое самообладание.
- Мисс Свон! – угрожающе начала она, поднимаясь из-за стола.
Зеленые, будто смоченные в чистой рудниковой воде глаза Эммы расширились. Привыкший к анализу мозг Свон сложил два и два и сделал умопомрачительный вывод. Кажется, на нее сейчас выльют ушат помоев.
Вспомнив, что лучшая защита – это нападение, Свон, безбожно мусехаясь, и сама приняла оскорбленный вид.
- Мисс Миллз! – в тон ей воскликнула она, надеясь, что женщина поставит мусорное ведро на место. Вопреки обыкновению, Регина послушалась или у нее просто устали руки. О том, что она вообще-то самая могущественная ведьма своего времени и способна разнести пьяную нахалку в хлам, названная мисс Миллз забыла.
Эмма гордо встряхнула головой. В соседнем зале зазвенело, разбившись, стекло. Она не собиралась мотаться по кухне как воланчик в сетке. Но, видимо, придется, решила про себя Свон, потому что у Регины было такое выражение лица, что у нее аж палец на ноге свело.
- Кто не умный, тот дурак! – глубокомысленно выкрикнула Эмма, прежде чем рвануть с места. Разумеется, она тут же споткнулась о собственную ногу и с грацией лебедя приземлилась прямо на Регину, которая не ожидала такого подвоха. Не разжимая вынужденных объятий, они вместе рухнули на пол. К счастью, осколки и разлитый сидр остались в другой стороне.
- Мисс Свон, - только и смогла вымолвить поморщившаяся от боли Миллз, словно других слов не знала. Она попыталась спихнуть с себя тело Свон, но девушка лежала мертвым грузом, идеально попадая в каждый из изгибов потрясающего тела королевы.
Никогда еще Эмма не была к ней так близко. Она словно провалилась в одну из ночных фантазий, после которых на утро у нее алели от стыда щеки. Регина забавно шевелила губами, а шериф ничего не слышала и смотрела только на вытянутый шрам. Ей ужасно захотелось лизнуть его. Да что уж греха таить, не только его.
Запретные мысли перекрыли доступ кислорода к мозгу, и голова у Эммы закружилась. Миллз надоело бороться с девушкой, которая даже не думала реагировать на человеческую речь – мольбы, угрозы и откровенные оскорбления, - и теперь равнодушно изучала потолок, ожидая, когда все это кончится.
Кончилась Эмма быстро. Как только она сумела привести в порядок свое хрупкое душевное равновесие и наскоро потушить зарождающийся внизу живота пожар, то первым делом поднялась с холодного пола и потянула за собой Регину.
Вместо благодарности ей досталось неразборчивое шипение.
- Кажется, вы мне руку сломали. Или ушибли, - недовольно заметила бывшая королева, оценивая понесенный ущерб. Запястье действительно заметно припухло и выглядело болезненно. Эмма почувствовала себя ужасно виноватой и опустила взгляд. Какая-то она горе-Спасительница!
В голову словно ежик заполз – мозг измученно болел мыслями, пока на ум не пришла самая подходящая.
- Мисс Свон, поставьте меня обратно! У меня же рука болит, а не ноги отказали! – требовательно кричала Регина, когда Эмма с легкостью подхватила упирающегося мэра на руки. Стальные мышцы заскрипели. Но Свон упрямо направилась к лестнице, поднимаясь на второй этаж вместе с самым ценным грузом. Миллз предусмотрительно молчала и в который раз не пыталась вырваться. Удовольствие от исполнения Эммой ее приказа все же не восполнит понесенные страдания от жесткого приземления на ступеньки. Нет, Регина придержит коней своей гордыни, пока снова не будет стоять на твердой земле. Или холодной кафельной плитке ванной, куда ее принесла запыхавшаяся, раскрасневшаяся и вспотевшая, но такая довольная собой Эмма. Зачем ей член, когда у нее такие сильные руки?
Она готова была последнюю майку на себе порвать, лишь бы исправиться в глазах женщины. Порвать на себе джинсы было куда проблематичнее. И девушка даже не подумала задаться вопросом, а на кой черт Регине ее порванная майка или джинсы.
Всего минута, а деятельный шериф уже вовсю смачивала холодной водой белые полотенца, где как алые маки на снегу расцветали кровавые капли, срывающиеся с ее порезанных ладоней. Миллз пару раз отпихнула настойчивые – и сильные – руки, исчерпала свой лимит по ломанию и с недовольным видом позволила за собой поухаживать. И хотя она раскритиковала каждое движение Эммы, попутно припоминая ей прошлые грехи и тонну безграмотно написанных отчетов, происходящее ей определенно нравилось. Импонировал виноватый и преданный взгляд золотистого ретривера Свон, поэтому по поводу испорченных полотенец она не сказала ровным счетом ничего. И даже удержалась от едкого замечания, что холодная вода, полотенца и даже лед всегда имелись на кухне.
Когда запястье было плотно забинтовано в кокон из махровой ткани, Регина замахнулась и широким королевским жестом, чуть не стоившим Эмме глаза, предложила обработать уродливые порезы на ладонях девушки. Чтобы отвлечься от неприятных ощущений щиплющих под антисептиком ранок, Эмма мужественно уперлась взглядом в такой родной вырез красного платья, что теперь шло в тон к кровавым пятнам на влажных полотенцах. Полушария груди, которые за эта время никуда не делись, казались столь же пленительными, как и обтянутые красной тканью полупопия, едва помещавшиеся в отражении зеркала.
Поток сознания уносил ее в глубинные дворцы желаний, где разливалась красным цветом неудержимая страсть между ними. Иногда, лежа в темной спальне, когда острые локти непропорционально растущего Генри врезались есть под ребра, она размышляла о Регине. Женщина вообще любила всё беззащитное, маленькое и… глупенькое. Взывающее к покровительственному отношению. Поэтому-то и возилась с туповатыми Прекрасными, Генри, да и чего греха таить, с ней самой, положив руку на сердце – или попросту на левую грудь, - приходила к выводу запыхавшаяся Эмма.
Неожиданно Регина замерла, выдернув шерифа из мыслей.
- Мисс Свон? - в конце слова голос Миллз повысился на несколько октав. – Что ваша рука делает у меня под платьем?
- Возможно, то же, что ваша рука делает у меня под майкой, - тут же нашлась Эмма. И она скривила рот в ласковой улыбке.
Ей стоило посмотреть Регине в лицо, чтобы понять – она больше не выдержит этой долгоиграющей пытки. Она не смогла разглядеть истинного цвета глаз женщины, хотя знала, что они карие – черное блюдо расширившегося зрачка поглотило все. А Эмму поглотил красный.
Она впилась сладким поцелуем в алые уста, прикусывая их до острого вкуса красной крови. Целовала нежную кожу, которая на вкус и цвет отдавала красными яблоками. Под красным платьем скрывалось красное белье. Красный читался в глазах Регины, а может, она просто пересидела за компьютером. Выгибающаяся под прикосновениями королева утащила ее с собой в самое жаркое сафари страсти, какое только можно было себе вообразить. В объятьях Регины она расползся на куски, каждым из которых она любила ее до гроба. Да, не просто желала, а именно любила. Просто всегда прятала эти заветные слова, прикрываясь Генри как щитом. Защитить Регину от обезумевшей толпы? Ради Генри, как же ему жить без приемной мамы. Съездить в химчистку за платьем королевы? Ради Генри, ведь он умрет, если Регина не наденет именно этот наряд. И тысячи других примеров. Она твердила себе «ради Генри», как мантру, при этом совершенно забыв о своих собственных чувствах к некогда жестокой, но такой сломленной женщине, которая обладала не только магией, но и абсолютно волшебными пальцами. И тем, и другим Миллз умело пользовалась.
Они повторили успех у стены в коридоре. Потом на столе в ее кабинете. А затем на диване в гостиной. До спальни Генри не дошли, измучившись долгими спуск-подъемами по лестнице, и без сил упали на кровать королевских размеров в комнате Регины.
Этой ночью Эмма лежал с открытыми глазами на боку. Ни в одной книге не написано, насколько сказочно хороша в постели Злая Королева (Эмма подозревала, что без сделок с Румпельштильцхеным здесь не обошлось). Она была такой сочной, горячей…
Можно было с уверенностью сказать: с этого момента Спаситель удушит голыми ногами любого мужчину, что посмеет встать на ее пути к Регине. Каким бы Гудом этот мудак не был.