nightminds, Emma Swan, Regina Mills, G, gen

[prend]

Название: nightminds
Автор: madasaboxofcats
Переводчик: Elika Z
Рейтинг: G
Жанр: джен
Пейринги: Регина Миллз, Эмма Свон
Сюжет: Эмма навещает Регину после случая в кафе, где сама стала невольным участником болезненной сцены воссоединения Робина и Мэрион.
Ссылка: здесь
От переводчика: я обожаю этого автора за ее способность в кратких фразах и текстах емко передать весь спектр чувств героев посредством размышлений, диалогов, ситуаций. И безумно люблю такие вот дженовые зарисовки

Уже поздно, она сидит неподвижно, оглушенная эмоциями и виски.

Она сидит перед камином (потому что живет и всегда будет жить в огне своей боли, пока чувства не станут невыносимыми) и рассматривает лежащее в руках сердце, уже не такое черное как раньше, ритмично бьющееся, не повинующееся сердце, которое со всей своей мускульной силой стремится ее предать.

Оно мерцает, и она несильно сжимает его, потому что если телом сможет постичь боль души, возможно, эта боль поутихнет, преобразуется во что-то более приятное.

Она задается вопросом, вталкивая его обратно в грудную клетку с тихим прерывистом вздохом, было бы ей легче, не верни она в свое время сердце на место, не целуй она Робина после, не рассказывай ему о Дэниеле. Если бы она никогда по наивности не чувствовала себя в безопасности фейской пыльцы и объятьях мужчины, который всегда для нее будет пахнуть лесом (ей только начал нравиться запах сосен).

Часть ее желает, чтобы здесь была Зелена и смотрела на ее страдания, смотрела на результат проклятия, чтобы она поняла, как ошибалась, желая эту жизнь, испорченную жаждой власти их матери и ее собственной жаждой любви. Но Зелены здесь не было, в конечном итоге она покинула ее, отказавшись от второго шанса в пользу спокойствия смерти.

Она задается вопросом уже не в первый раз, почему сама не сможет так поступить; Зелена достигла забвения, которое определенно привлекательнее бесчувствия, боли или постоянных потерь.

Она едва улавливает движение, когда в комнату заходит Эмма. Она не спрашивает, как та вошла в дом – это не важно, - и сжимает стакан чуть крепче (как будто Эмма отберет и его, как забрала она у нее все остальное) и пристально смотрит в огонь.

- Уйди, - говорит она.

- Нет, - слышится в ответ, и она понимает, что не станет сопротивляться.

Так что Эмма садится на стул напротив нее, и они обе наблюдают за танцем пламени.

***

- Я не собираюсь вас убивать, мисс Свон, если это вас беспокоит, - говорит она и надеется, что этого достаточно, чтобы убедить Эмму уйти и оставить ее наедине с печалью.

- Я знаю.

- Я также не планирую убивать вашу мать.

- И это я тоже знаю.

***

- Тебе нужно кого-то винить, - вини меня.

Она кивает, потому что да, именно это ей и нужно. И Эмма это понимает, она всегда понимает.

***

Не то, чтобы Робин был ее «истинной любовью». Не совсем. Он был вторым шансом, надеждой и возможностью, и придерживался идеи, что, вероятно, и она заслуживает счастья.

Но злодеи не бывают счастливыми.

Или, по крайней мере, подобное утверждение справедливо именно для нее.

Она не знает, сама ли довела себя до такого, или поспособствовали Эмма, Зелена или Кора (потому что все всегда упиралось в ее мать, снова и снова), но ее боль казалась заслуженной; как будто это логический результат ее действий, а она, глупышка, думает, что душу мрака, как у нее, можно было искупить светлой магией и добрыми делами.

Эмма наливает себе стакан виски, смотрит на нее, будто боится, что Регина сейчас сломается или что она уже сломлена, но ничего не говорит.

Она не сможет ее винить. Не долго, в любом случае. Во всем виновата она сама, Регина, сделав себя столь непривлекательной для любви других.

***

- Мне жаль. Я не знала.

- Это не важно, даже если бы ты знала, ты бы все равно ее спасла.

Эмма не отрицает, потому что это правда.

- Ты заслуживаешь быть счастливой, Регина.

Она смеется. Она не знает, или это виски так на нее действует, а может само утверждение или произнесший его человек, но она не может сдержать смех, который прорывается сквозь ее боль наружу, где потрескивает огонь, и Эмма Свон жаждет получить прощение.

- Разумеется, заслуживаю. Скажите, мисс Свон, насколько счастливой я бы стала, когда бы вы снова увезли моего сына?

Эмма молчит по меньшей мере десять минут после этого.

***

Это случается, когда они осушают бутылку виски до дна.

- Я тебе доверяла.

Я думала, ты другая, не такая как они.

Она не говорит, что Эмма единственный человек, которому она доверяла, потому что это будет чересчур, слишком реально, слишком правдиво для трех утра, после того, как она потеряла свой последний шанс. Но правда остается правдой и горчит на языке, стекая обратно в горло, загнанная туда правилами пристойности и необходимостью оставаться сильной, а не слабой; властной, какой ее всегда хотела видеть мать.

Посмотри на меня сейчас, мама. Вот до чего меня довели власть и сила.

Она не будет плакать перед Эммой Свон.

Но она не просит ее уйти.

***

- Мы с тобой друзья, Эмма?

Слова срываются с губ прежде, чем она успевает о них подумать. Алкоголь и изнеможение действуют на сознание, заставляя ее раскрываться больше, чем хотелось бы. Но она устала, она страдает, и ничего из того, что Эмма может сказать, не сделает ей больнее, чем потеря надежды, которую она ощутила, когда ее последний шанс на счастье поднял голову и улыбнулся жене.

- Да, вероятно. В некотором смысле мы друзья, мне кажется.

- Тогда почему Нью-Йорк?

Эмма не отвечает целую минуту, проявляя неожиданный интерес к камину.

Когда она начинает говорить, то это звучит так, словно она сдается, словно она стыдится правды и себя.

- Полагаю, я просто устала от неспособности контролировать свою жизнь.

Это первые произнесенные ею слова за ночь, которые имеют смысл.

- Всегда что-то такое найдется, ты ведь понимаешь?

- Да.

***

- Ты хочешь, чтобы я сказала, что для тебя это не конец? Что ты найдешь заслуженное счастье? Потому что я действительно так считаю, Регина, в самом деле.

- Нет. Оставь речи об истинной любви своем матери. Равно как и ободряющие слова.

- Тогда чего ты от меня хочешь?

- Ничего.

Они сидят, смотрят на огонь, разделяя темноту, пока не встает солнце.