Посмотрела вчера "Много шума из ничего", впечатлилась, видимо, Каслом, и приснилось такое.
На улице удивительно тихо и безлюдно, и пахнет словно прибитой после дождя пылью, хотя вокруг, насколько хватает глаз, не увидеть влажной земли. Кейт сидит расслабленно, небрежно закинув руку на спинку потрескавшейся скамейки. У нее удивительно выразительные глаза, живые, умные, внимательные.
- Мне нравятся твои волосы, - немного погодя, говорю я, борясь с искушением протянуть руку и коснуться мягких (по крайней мере, мне так кажется) локонов. - Всегда нравились. Даже короткими.
Едва не добавляю особенно короткими. Такой длины, как на портрете из ее же фотографий в квартире маньяка.
Легкая тень смущения ложиться на ее губы, когда она улыбается в ответ на это заявление.
Мы говорим уже час, не меньше. Сначала с долей напряжения, нервно касаясь края закатанного по локоть рукава клетчатой рубашки, но затем более открыто и охотно она отвечает на бесконечный поток моих вопросов и размышлений, все чаще разбавляя их короткими смешками и все еще сдержанными улыбками. Она эмоциональна для такого собранного человека, каким кажется; свободная рука двигается по непредсказуемой траектории, разрезая воздух под разными углами, пытаясь угнаться за словами. Часто упоминаем Касла, разделяя недовольство его заметно поплывшей фигурой. Но вот когда я касаюсь темы совсем иной, словно почувствовав, что внимание его персоне больше не уделяют, появляется и он сам.
Хотя это сильно сказано. Он быстро, - насколько позволяет ему полнота, - пробегает мимо нас, не удостоив и взглядом, и скрывается в пробитой в землю станцию метро, такой же пустынной как и улица.
А из-за жованных (мне нравится именно через "о") кротов Tomislava мне приснились какие-то жеванные коты.