I was an Angel, living in the Garden of Evil
Название: to be holy
Автор: Anniely
Пейринг: Шоу/Рут
Жанр: повседневность
Рейтинг: PG-13
Саммари: Социопатка просыпается. Бывшая наемная убийца наблюдает за ней. Кричать нельзя.
Перевод: Elika Z.
Примечание переводчика: первая часть серии (вторая лежит здесь). Все сдержанно и прямо, как я люблю.
читать дальшеШоу со стоном открывает глаза. Она пытается сесть, но тело, кажется, вылеплено из боли, а не из плоти.
- Черт. Уж лучше верните меня в мир мертвых, - бормочет она, прикрывая глаза от света, льющегося из окна.
В комнате тихо, только шуршит одеяло, когда она откидывается назад. Она слышит шум машин за окном; автомобильный поток, подобно волнам в океане, захлестывает Нью-Йорк.
Шоу улавливает спокойное дыхание совсем рядом; ей даже не нужно смотреть в ту сторону, чтобы понять, кто там сидит, подтянув ноги к груди и обняв колени руками в попытке уместить длинное тело на слишком маленьком стульчике.
- Ты спишь? – спрашивает Самин несколько секунд спустя. Она не любит тишину, тишина чересчур ненадежна. Одно неверное движение, неверный шаг – и они знают, что ты здесь. Она предпочитает шум, громкий и открытый, скрывающий все и в то же время ничего.
- Нет, - дается простой ответ, и только.
- С каких пор ты стала мастером односложных ответов?
- Финч сказал, что пока ты набираешься сил, мне нельзя на тебя кричать.
Шоу ухмыляется, хотя от этого саднит лицо. Большую часть своей взрослой жизни она провела с голосами в ухе, говорящими ей куда идти, что делать и в кого стрелять. Голоса до сих пор нашептывают ей, но сейчас они указывают, кого спасти от выстрела, и просят ее быть осмотрительной. Голос у Финча спокойный, но когда она целится слишком высоко, он становится слегка раздраженным. Голос Джона ровный и решительный.
Голос Рут жесткий и режущий, и Шоу хочется укутаться им, просто проверить, как долго она сможет продержаться и не порезаться об него (и даже после этого она не прекратит слушать, а продолжит упорствовать, упорствовать, упорствовать).
- Как бы ты язву себе не заработала, - говорит Шоу, а затем отвлекается на хлопья пыли в солнечном свете. Снежинки, хочет сказать она, но вовремя осекается. Должно быть, ее держат под очень хорошими препаратами.
- Можешь кричать на меня, сколько хочешь, если тебя не волнует, что я под эти крики усну, - продолжает она.
Когда Шоу смотрит налево, лицо Рут оказывается в паре сантиметров от ее собственного. Волосы спадают ей на глаза.
Шоу даже не моргает.
Все шутки разом теряются по пути от мозга ко рту, и она безмолвно смотрит, только смотрит. Хотя она скорее предпочтет оказаться мертвой, чем вот так смотреть на Рут.
- Ты едва не погибла, - говорит Рут, после мгновения, длившегося, казалось, вечность. Возможно, так оно и есть. Шоу отсчитывает время по трепету ресниц Рут и ее собственного сердца.
- Но не погибла же, так что в любом случае, бессмысленно об этом говорить, - парирует Шоу, стараясь, чтобы ее голос звучал раздраженно, но на деле он прозвучал хрипло.
- Если бы мы тебя не нашли, Грир бы тебя убил.
- Он не справился со своей задачей, в отличие от вас, так что…
Шоу действительно хочет сказать в ответ Я бы не позволила ему себя убить; я знала, что вы все придете за мной; спасибо, но слова обломком застревают где-то под легкими, и от этого становится трудно дышать.
А Рут продолжает на нее смотреть, приковывает взглядом к постели, не давая возможности убежать (а, может быть, в бегстве и не было необходимости).
- Я бы сожгла мир дотла, чтобы тебя найти, - говорит Рут.
Шоу хочется рассмеяться, потому что она ей верит.
- Не думаю, что Финч такое бы оценил, - вместо этого произносит она, почесав перевязь на руке. Большая часть ее тела сокрыта под бинтами, возможно, она рассыплется на части, если кто-нибудь потянет за нужную ниточку.
- Не шути так, - говорит Рут, и это звучит как мольба. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.
Шоу вздыхает, устав от саднящих, сломанных костей. Она видит золотую урну на столе; видит отца под обломками их машины; видит Майкла на полу в луже собственной крови; видит людей в черном вокруг могилы Джосс; видит, как пуля Херша попадает в Рут; видит Медведя и Джона, Финча и Фаско. Для каждого человека, который ей не безразличен, у нее в сознание подготовлена коробка. Все эти коробки промаркированы и аккуратно подписаны, и в них помещается каждая частичка эмоций, чтобы Шоу не пришлось носить их с собой в карманах.
Она смотрит на Рут, для которой выделена не одна коробка, - потому что первая заполнилась слишком быстро. Для нее в сознании Шоу отведен небольшой уголок, заваленный маленькими коробочками, и Шоу хочется просто все поджечь, сгореть и вернуться к тому моменту, когда никто не произносил ее имя, как оправдание.
- Мы убийцы, Рут. Мы не знаем, как быть счастливыми.
Это раздался ее собственный голос; ей не так уж хорошо удается говорить громкие фразы, но голос достаточно тих, чтобы проникнуть в трещины, пробраться под кожу.
- Я не прошу счастья, Самин.
Если бы люди могли парить, Самин бы ударилась об потолок, - бум, бум, бум, - потому что она не правильно все восприняла. Она не знает никого, кто произносил бы ее имя (так), что оно становилось ей оправданием.
- Ты же знаешь, - пытается она, ох, как она пытается. – Что у меня расстройство личности, да?
- Я не пытаюсь тебя исцелить, - говорит Рут, - ты не кажешься мне больной.
А вот сейчас Самин не откажется, чтобы на нее накричали. В таком случае не нужно отвечать, только терпеливо сносить.
Но Рут просто берет ее за руку (по каким-то причинам Шоу ей это позволяет) и тянет за развязавшийся край марли. Руки у Шоу холодные, а у Рут – очень мягкие… теплые, не мягкие (или все одновременно?).
Самин стонет, свободной рукой трет лицо. Она снова чувствует себя четырехлетней девочкой, упавшей с качелей. Она и раньше видела, как падали другие дети, и знала, что надо заплакать. Но она лежала на лужайке перед домом, устремив взгляд в голубое небо, и не могла выдавить из себя ни слезинки, неважно, как сильно она старалась. Тогда Самин решила встать и снова залезть на качели, - пусть кто-нибудь другой плачет.
То же самое решение она принимает сейчас. К черту все, она только что вернулась из мертвых, и ей не нужны эмоции, чтобы чувствовать.
- Тогда чего ты хочешь? – спрашивает она, и слегка сжимает пальцы Рут.
- Говорить с тобой, когда пожелаю, - произносит Рут.
- Ты и так говоришь со мной, - напоминает Самин, - вне зависимости от того, хочу ли этого я.
Рут улыбается, наклоняет голову набок, и спавшие волосы ненамного открывают ее лицо. У нее под глазами темные круги, и Самин хочется стереть их, но она понятия не имеет как.
- И то верно. К тому же, ты уже мой подельник.
- Веселые времена.
- Я бы хотела, чтобы ты приложила все усилия, чтобы остаться в живых, - мягче говорит Рут. – Потерять Машину это как потерять свое предназначение. Но потерять тебя будет все равно, что потерять себя.
В одной из коробок хранится небольшое воспоминание: они стоят перед домом бабушки сразу же после ее похорон, и мама плачет. Зачем нам надо было сюда приходить, если ты так расстраиваешься, мама? Мама берет ее на руки и обнимает. Есть вещи, Самин, которые ты делаешь не для себя, а для других.
- Осталось еще семь жизней, - говорит Самин и притягивает к себе Рут, которая слишком ей доверяет, чтобы сопротивляться. Как будто бы они не могут с легкостью переломать друг другу шеи двадцатью различными способами.
- Только не думай, что я не накричу на тебя позже, - говорит Рут и сворачивается клубочком возле нее, ее дыхание щекочет Самин шею.
Самин согласно хмыкает. Что тогда, что сейчас она совсем не против старых-добрых криков. Она слегка отворачивает голову, чтобы не проснуться с полным волос ртом. Ее рука зажата под странным углом прямо на уровне груди Рут, но она не собирается жаловаться. Вся ее левая сторона приятно согрета.
Самин засыпает, зная, что где-то за этими стенами ведется война искусственных интеллектов, которая может стоить им жизни; что семи жизней может оказаться недостаточно; что она до сих пор не понимает, что такое отношения, не говоря уже о том, как люди их строят (она до сих пор не уверена, состоит ли она в отношениях); что ее порезы и раны будут завтра утром саднить.
Но ей тепло, возможно, только это и имеет значение; возможно, она по утру получит стейк на завтрак. Да, она определенно собирается просить Джона принести ей стейк; он не станет зачитывать ей лекцию по мере выздоровления тебе следует питаться здоровой пищей, которые так любит Финч.
Возможно, они даже позволят Медведю с ней остаться. В этой кровати хватит места троим, думает Самин, прежде чем уснуть.
Автор: Anniely
Пейринг: Шоу/Рут
Жанр: повседневность
Рейтинг: PG-13
Саммари: Социопатка просыпается. Бывшая наемная убийца наблюдает за ней. Кричать нельзя.
Перевод: Elika Z.
Примечание переводчика: первая часть серии (вторая лежит здесь). Все сдержанно и прямо, как я люблю.
читать дальшеШоу со стоном открывает глаза. Она пытается сесть, но тело, кажется, вылеплено из боли, а не из плоти.
- Черт. Уж лучше верните меня в мир мертвых, - бормочет она, прикрывая глаза от света, льющегося из окна.
В комнате тихо, только шуршит одеяло, когда она откидывается назад. Она слышит шум машин за окном; автомобильный поток, подобно волнам в океане, захлестывает Нью-Йорк.
Шоу улавливает спокойное дыхание совсем рядом; ей даже не нужно смотреть в ту сторону, чтобы понять, кто там сидит, подтянув ноги к груди и обняв колени руками в попытке уместить длинное тело на слишком маленьком стульчике.
- Ты спишь? – спрашивает Самин несколько секунд спустя. Она не любит тишину, тишина чересчур ненадежна. Одно неверное движение, неверный шаг – и они знают, что ты здесь. Она предпочитает шум, громкий и открытый, скрывающий все и в то же время ничего.
- Нет, - дается простой ответ, и только.
- С каких пор ты стала мастером односложных ответов?
- Финч сказал, что пока ты набираешься сил, мне нельзя на тебя кричать.
Шоу ухмыляется, хотя от этого саднит лицо. Большую часть своей взрослой жизни она провела с голосами в ухе, говорящими ей куда идти, что делать и в кого стрелять. Голоса до сих пор нашептывают ей, но сейчас они указывают, кого спасти от выстрела, и просят ее быть осмотрительной. Голос у Финча спокойный, но когда она целится слишком высоко, он становится слегка раздраженным. Голос Джона ровный и решительный.
Голос Рут жесткий и режущий, и Шоу хочется укутаться им, просто проверить, как долго она сможет продержаться и не порезаться об него (и даже после этого она не прекратит слушать, а продолжит упорствовать, упорствовать, упорствовать).
- Как бы ты язву себе не заработала, - говорит Шоу, а затем отвлекается на хлопья пыли в солнечном свете. Снежинки, хочет сказать она, но вовремя осекается. Должно быть, ее держат под очень хорошими препаратами.
- Можешь кричать на меня, сколько хочешь, если тебя не волнует, что я под эти крики усну, - продолжает она.
Когда Шоу смотрит налево, лицо Рут оказывается в паре сантиметров от ее собственного. Волосы спадают ей на глаза.
Шоу даже не моргает.
Все шутки разом теряются по пути от мозга ко рту, и она безмолвно смотрит, только смотрит. Хотя она скорее предпочтет оказаться мертвой, чем вот так смотреть на Рут.
- Ты едва не погибла, - говорит Рут, после мгновения, длившегося, казалось, вечность. Возможно, так оно и есть. Шоу отсчитывает время по трепету ресниц Рут и ее собственного сердца.
- Но не погибла же, так что в любом случае, бессмысленно об этом говорить, - парирует Шоу, стараясь, чтобы ее голос звучал раздраженно, но на деле он прозвучал хрипло.
- Если бы мы тебя не нашли, Грир бы тебя убил.
- Он не справился со своей задачей, в отличие от вас, так что…
Шоу действительно хочет сказать в ответ Я бы не позволила ему себя убить; я знала, что вы все придете за мной; спасибо, но слова обломком застревают где-то под легкими, и от этого становится трудно дышать.
А Рут продолжает на нее смотреть, приковывает взглядом к постели, не давая возможности убежать (а, может быть, в бегстве и не было необходимости).
- Я бы сожгла мир дотла, чтобы тебя найти, - говорит Рут.
Шоу хочется рассмеяться, потому что она ей верит.
- Не думаю, что Финч такое бы оценил, - вместо этого произносит она, почесав перевязь на руке. Большая часть ее тела сокрыта под бинтами, возможно, она рассыплется на части, если кто-нибудь потянет за нужную ниточку.
- Не шути так, - говорит Рут, и это звучит как мольба. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.
Шоу вздыхает, устав от саднящих, сломанных костей. Она видит золотую урну на столе; видит отца под обломками их машины; видит Майкла на полу в луже собственной крови; видит людей в черном вокруг могилы Джосс; видит, как пуля Херша попадает в Рут; видит Медведя и Джона, Финча и Фаско. Для каждого человека, который ей не безразличен, у нее в сознание подготовлена коробка. Все эти коробки промаркированы и аккуратно подписаны, и в них помещается каждая частичка эмоций, чтобы Шоу не пришлось носить их с собой в карманах.
Она смотрит на Рут, для которой выделена не одна коробка, - потому что первая заполнилась слишком быстро. Для нее в сознании Шоу отведен небольшой уголок, заваленный маленькими коробочками, и Шоу хочется просто все поджечь, сгореть и вернуться к тому моменту, когда никто не произносил ее имя, как оправдание.
- Мы убийцы, Рут. Мы не знаем, как быть счастливыми.
Это раздался ее собственный голос; ей не так уж хорошо удается говорить громкие фразы, но голос достаточно тих, чтобы проникнуть в трещины, пробраться под кожу.
- Я не прошу счастья, Самин.
Если бы люди могли парить, Самин бы ударилась об потолок, - бум, бум, бум, - потому что она не правильно все восприняла. Она не знает никого, кто произносил бы ее имя (так), что оно становилось ей оправданием.
- Ты же знаешь, - пытается она, ох, как она пытается. – Что у меня расстройство личности, да?
- Я не пытаюсь тебя исцелить, - говорит Рут, - ты не кажешься мне больной.
А вот сейчас Самин не откажется, чтобы на нее накричали. В таком случае не нужно отвечать, только терпеливо сносить.
Но Рут просто берет ее за руку (по каким-то причинам Шоу ей это позволяет) и тянет за развязавшийся край марли. Руки у Шоу холодные, а у Рут – очень мягкие… теплые, не мягкие (или все одновременно?).
Самин стонет, свободной рукой трет лицо. Она снова чувствует себя четырехлетней девочкой, упавшей с качелей. Она и раньше видела, как падали другие дети, и знала, что надо заплакать. Но она лежала на лужайке перед домом, устремив взгляд в голубое небо, и не могла выдавить из себя ни слезинки, неважно, как сильно она старалась. Тогда Самин решила встать и снова залезть на качели, - пусть кто-нибудь другой плачет.
То же самое решение она принимает сейчас. К черту все, она только что вернулась из мертвых, и ей не нужны эмоции, чтобы чувствовать.
- Тогда чего ты хочешь? – спрашивает она, и слегка сжимает пальцы Рут.
- Говорить с тобой, когда пожелаю, - произносит Рут.
- Ты и так говоришь со мной, - напоминает Самин, - вне зависимости от того, хочу ли этого я.
Рут улыбается, наклоняет голову набок, и спавшие волосы ненамного открывают ее лицо. У нее под глазами темные круги, и Самин хочется стереть их, но она понятия не имеет как.
- И то верно. К тому же, ты уже мой подельник.
- Веселые времена.
- Я бы хотела, чтобы ты приложила все усилия, чтобы остаться в живых, - мягче говорит Рут. – Потерять Машину это как потерять свое предназначение. Но потерять тебя будет все равно, что потерять себя.
В одной из коробок хранится небольшое воспоминание: они стоят перед домом бабушки сразу же после ее похорон, и мама плачет. Зачем нам надо было сюда приходить, если ты так расстраиваешься, мама? Мама берет ее на руки и обнимает. Есть вещи, Самин, которые ты делаешь не для себя, а для других.
- Осталось еще семь жизней, - говорит Самин и притягивает к себе Рут, которая слишком ей доверяет, чтобы сопротивляться. Как будто бы они не могут с легкостью переломать друг другу шеи двадцатью различными способами.
- Только не думай, что я не накричу на тебя позже, - говорит Рут и сворачивается клубочком возле нее, ее дыхание щекочет Самин шею.
Самин согласно хмыкает. Что тогда, что сейчас она совсем не против старых-добрых криков. Она слегка отворачивает голову, чтобы не проснуться с полным волос ртом. Ее рука зажата под странным углом прямо на уровне груди Рут, но она не собирается жаловаться. Вся ее левая сторона приятно согрета.
Самин засыпает, зная, что где-то за этими стенами ведется война искусственных интеллектов, которая может стоить им жизни; что семи жизней может оказаться недостаточно; что она до сих пор не понимает, что такое отношения, не говоря уже о том, как люди их строят (она до сих пор не уверена, состоит ли она в отношениях); что ее порезы и раны будут завтра утром саднить.
Но ей тепло, возможно, только это и имеет значение; возможно, она по утру получит стейк на завтрак. Да, она определенно собирается просить Джона принести ей стейк; он не станет зачитывать ей лекцию по мере выздоровления тебе следует питаться здоровой пищей, которые так любит Финч.
Возможно, они даже позволят Медведю с ней остаться. В этой кровати хватит места троим, думает Самин, прежде чем уснуть.
-
-
23.02.2015 в 10:53С удовольствием прочитала.
-
-
23.02.2015 в 18:06